Люди тумана - Страница 68

– Я могу уморить себя голодом, Соа! – сказала с достоинством Хуанна.

– Это потребует времени, Пастушка, а сегодня ты станешь женой Олфана! Конечно, необходимо, чтобы ты сама дала согласие на брак с ним, так как этот вождь в своем безумии объявил, что он может жениться на тебе, только получив согласие из твоих уст и в присутствии свидетелей!

– В таком случае я боюсь, что этот брак не состоится! – сказала Хуанна с горьким смехом, чувствуя омерзение к этой негодной женщине, которая, в своей необузданной любви, хотела спасти жизнь своей госпожи ценою ее позора.

Между тем Соа сказала, что если она не исполнит ее плана, умрет Избавитель! – с этими словами жрец и его дочь оставили Хуанну одну. Несколько долгих часов провела молодая девушка в мрачной комнате, до которой, кроме журчанья воды, не доходило никаких других звуков.

В эти часы перед ней пронеслись все приключения, испытанные ею в течение последних шести месяцев; но ужас всего перенесенного бледнел перед тем, что еще ждало ее впереди. День проходил с томительной медлительностью; когда начали сгущаться ночные тени, к ней снова вошел Нам в сопровождении Соа.

– Мы пришли, Пастушка, за ответом! – произнес жрец, вставляя в стенную скобу принесенный им светильник. – Соглашаешься ли ты или нет взять в супруги Олфана?

– Не соглашаюсь! – ответила Хуанна.

– Подумай еще, Пастушка!

– Я думала, и вот мой ответ!

При этих словах Хуанны Нам схватил ее руку, говоря:

– Поди сюда, Пастушка; я тебе покажу кое-что! – и он подвел ее к той двери, которая вела в комнату Леонарда. В то же самое время Соа, погасив светильник, оставила комнату, заперев за собою дверь, так что Нам и Хуанна остались в полном мраке.

– Пастушка, – сурово сказал Нам, – ты сейчас увидишь того, кого называешь «Избавителем»; но помни, если ты крикнешь или даже скажешь громко одно слово, он умрет!

Хуанна не ответила ничего, хотя сердце ее тревожно забилось. Прошло пять или более минут, и внезапно в верхней части двери, ведущей в комнату Леонарда, образовалось отверстие, через которое Хуанна могла видеть то, что делалось в соседней комнате, сама при этом оставаясь невидимой, так как там было светло, а она находилась в полном мраке. Вот что увидела Хуанна в соседней комнате: между пятью жрецами лежал на полу связанный Леонард рядом с каким-то отверстием. Шагах в двух от двери стояла Соа, на которую жрецы устремили глаза, видимо, ожидая ее приказания.

Когда Хуанна посмотрела на эту сцену, отверстие в двери снова закрылось, и Нам проговорил:

– Ты видела, Пастушка, что Избавитель связан; видела также отверстие в полу тюрьмы. Тот, кого бросят в это отверстие, Пастушка, попадет в пещеру Змея, откуда нет возврата ни для кого. Через это отверстие мы бросаем пищу жителю вод в известное время года, когда нет жертвоприношений. Выбирай, Пастушка, одно из двух: или добровольно выйди замуж за Олфана сегодня ночью, или смотри, как на твоих глазах Избавитель будет брошен Змею. В последнем случае все равно выйдешь замуж за Олфана, хочешь ли ты этого, или нет, – все равно. Что ты скажешь на это, Пастушка?

Хуанна, подумав немного, решилась еще сопротивляться, думая, что вышеописанная сцена была проделана только для того, чтобы испугать ее.

Тогда Нам, открыв отверстие в верхней части двери, шепнул одно слово на ухо Соа, которая в свою очередь, отдала какое-то приказание жрецам. Хуанна увидела, что связанного Леонарда положили вблизи отверстия в полу так, что его голова свесилась внутрь этого отверстия и одного движения достаточно было, чтобы он был сброшен вниз, в пещеру Змея.

– Развяжите его, – слабо произнесла Хуанна, – я выхожу замуж за Олфана!

Выступив вперед, Нам снова шепнул что-то Соа, после чего та приказала жрецам оттащить в сторону Леонарда, те исполнили это с видимой неохотой. В то же время дверное отверстие опять закрылось.

– Я сказала «развяжите его», – повторила Хуанна. – А он лежит на полу, как срубленное дерево, не имея возможности пошевелиться!

– Нет, Пастушка, – возразил Нам, – быть может, ты раздумаешь, и тогда придется его снова связать, а это сделать не так-то легко, так как он силен и отважен. Слушай, Пастушка: когда Олфан придет просить твоей руки, ты не должна говорить ему ничего о том человеке; он его считает мертвым. Если же ты хоть слово скажешь о нем, то он сейчас же умрет. Ты поняла меня?

– Понимаю, – отвечала Хуанна, – но, по крайней мере, надо снять повязку с его рта!

– Не бойся, Пастушка, это будет сделано после того, как ты поговоришь с Олфаном. А теперь скажи, когда тебе угодно будет принять его?

– Когда хочешь. Чем скорее все будет кончено, тем лучше!

– Хорошо! Дочь моя, – обратился Нам к Соа, только что вошедшей в комнату. – Зажги, пожалуйста, огонь и попроси короля Олфана, который ждет за дверью!

Соа пошла исполнять приказание своего отца, а Хуанна, будучи не в силах совладать с охватившим ее ужасом, опустилась на кровать, закрыв руками лицо. На мгновение в комнате водворилась тишина; затем дверь снова открылась, и перед Хуанной появился король Олфан, сопровождаемый Соа.

– Берегись, Пастушка, – шепнул Хуанне Нам, – одно слово, – и Избавитель умрет!

XXXV. Будь благородным или низким!

Некоторое время Хуанна молча смотрела на лицо Олфана, на котором, однако, не могла прочесть ничего, так как король, подобно всем своим соплеменникам, привык скрывать чувства под маской торжественного спокойствия. Он стоял перед нею, опершись на древко копья, с опущенной головой и устремив свои темные глаза на ее лицо, бесстрастный, неподвижный. Свет факелов, падая на него, освещал его богатырскую стройную фигуру, отражался на ожерелье из слоновой кости, – символе королевской власти, запястьях и кольцах, на глянцевитой шерсти его платья из коровьей шкуры и блестящих локонах черных волос, подвязанных узкой белой лентой, цвет которой являл резкий контраст с оливковым цветом его лица и груди.